Грустный марафон. Посвящается Громадскому радио

Через три часа всё уже будет позади. А пока я осмотрюсь, не осталось ли где моих вещей. Все суетятся, но в отличие от любого из прожитых здесь дней, в этот вечер каждый из нас пытается погрузиться в отупляющую беготню, наполнить сутолоку смыслом. Все мы знаем, что это – в последний раз.

То, что раздражало вчера – сегодня необычайно ценно. Недописанный материал, гудящие во всех углах комнаты телефоны, рассерженный продюсер. Мы рады: у нас есть целых три часа, чтобы успеть закончить с текстом, у нас есть, с кем поболтать, у нас есть, кого успокоить первым по окончанию марафона.

Шкафы уже осиротели. Книги выгрузили и увезли утром. Сегодня каждый добрался, наконец, до огромных коробок с клочками бумаги, записками, проспектами, маркерами, перечерканными верстками и распечатками. Как тараканы, копошились среди обломков почти вчерашней жизни. Несколько раз мне послышалось чье-то сдержанное всхлипывание. Три года жизни после генеральной чистки уместились в несколько ящиков. А кто-то, не перебирая, отнес гигантский пакет к мусорному ведру.

В этом нет необходимости, но я старательно пересматриваю полки, шкафы, ящики столов. Без надежды отыскать забытую вещь. А так, чтобы не смотреть ежеминутно на часы и повторять: ещё три часа и всё…мне кажется, опять кто-то плачет…

Завариваю чай. Ставлю кресло спинкой к часам. Да и тут нет спасения. Я ж и так всё помню. Три года назад ровно в это время здесь был такой же бардак и беготня. Мы заселялись, на первом этаже шел ремонт, и матерились строители. Вместе с нами въезжали только чашки и электрочайник. Стучали молотки, стучали пальцы по клавиатурам, первая пачка бумаги, первые материалы, первые трели звонков, сорванный голос продюсера. Первый марафон.

Его картина была написана звуком и нашими голосами: «В эфире…приветствуем…наши телефоны…первый слушатель…как вы считаете…а если…с нами на связи…»

- Вашу мать! Принтер зажевал бумагу!

- Заварите гостям чай, хоть кто-нибудь!

- Добрый вечер, проходите!

- Потом не расходимся! Надо ж полянку…

- Ха-ха-ха!

- И он придет?

- В этом в офисе кто-то отвечает за принтер?

- В какой папке твой материал?

- Бегом, в студию! Иди, иди!

- Стой тут. Дальше по верстке твой репортаж!

- Почему компьютер сам начал перегружаться?

- Люди добрые, у меня не сто рук!

- Возьмите телефон!

- Там факсом пришли вопросы от слушателей. Неси ведущим в студию!

И закрутились часы, отмеряв нам ровно тысячу девяносто шесть дней, которые мы прожили бок о бок, голос к голосу. Может, где-то здесь закончилась юность, и начался жесткий цинизм. Я вспоминаю о важном деле. Иду в студию.

Я даже не буду включать свет. Просто посижу здесь, вспомню свой первый эфир. Лиц – миллионы, слов – миллиарды. Лучшие и худшие эфиры – теперь для меня бесценны. Потому что сегодня я прощаюсь со всей эпохой, их породившей. О, это бесконечное человеческое сумасшествие –  отождествлять этапы жизни с неодушевленными предметами, чувствовать в них родственные души, быть уверенным, что им так же нелегко проститься с тобой, как и тебе. Сумасшествие рыдать над скрипящим стулом, который в эфирные дни ты проклинал, потому что он доставался именно тебе. Сидя в студии, ты и шелохнуться не мог, чтобы стул не начинал «повизгивать» в унисон музыкальных заставок. Теперь ты сам несешь стул в эфирный кабинет – кажется, что без него тебе сегодня и слова не вымолвить.

Марафон, длиною в три года, не всякий выдержит. Через два с половиной часа  бегуны выйдут на последний забег. Даже через стеклянную дверь студии я слышу плач. Полагаю, так себя чувствует человек, приехавший после долгого отсутствия домой, в надежде найти уютное и теплое жилище, домочадцев и сливовый пирог на столе. А вместо этого бродит среди руин разрушенного семейного очага. Но даже ему мы будем завидовать. Этому человеку есть, куда вернуться. Но не нам.

Впервые не хочу, чтобы закончился рабочий день.

Два часа. Час.

- Внимание, минута до эфира. Тишина в студии. Поехали!

«В эфире… приветствуем… наши телефоны… прощальный марафон… как вы считаете… а если… с нами на связи… »

21 февраля 2005 г.,
Киев