Борьба с условными рефлексами. (Третья часть)
И здесь начинается история непростых человеческих отношений. Если кто-то в этом мире станет мне говорить, что на самом деле все просто – я забьюсь в конвульсиях.
Я повторял себе это как мантру каждый день. Каждое утро и каждый вечер. Я пытался моделировать ситуацию, пытался отпустить ее и пытался контролировать. Я пытался быть разным – и труднее всего оказалось быть самим собой.
Я начинаю замечать, что мой словарный запас не так уж велик, как мне казалось. Я изъясняюсь избитыми терминами, потому как не могу подобрать других слов. В моем лексиконе зияют дыры.
Мне обидно, горько и стыдно. Я чувствую себя куском пергамента на выцветшей стене. И самое противное – что я осознаю простую истину и задаю себе самый банальный вопрос в мире – почему все так сложно, если все так просто?
А все было так. Мы работали вместе в корпорации, производящей продукты быстрого приготовления. Мы работали в отделе сбыта. Я договаривался с покупателями. Она занималась организацией доставок. Она знала несколько языков. Сколько точно – мне сказать трудно. Но уж, по крайней, мере пяток – точно.
Она знала японский. У нее на шее была татуировка. Какая-то ящерица. Когда она поворачивала голову, ящерица шевелилась. Казалось, будто она ползет, перебирая лапами. Меня это завораживало. Вернее – меня это заворожило сразу. Я стоял, и, как остолоп, смотрел на ползущую по ее шее ящерицу. Она о чем-то говорила. Вообще – она говорила много. И не всегда по сути.
Я отметил это гораздо позже, уже когда мы начали довольно плотно общаться по каким-то рабочим вопросам.
Со временем нас пересадили в отдельный кабинет, чтоб упростить процедуру внутрикорпоративных договоров. Спустя неделю я понял, что я попал. Я не мог жить без нее ни дня. Каждый вечер, когда заканчивался рабочий день – был для меня трагедией. Каждое утро, когда я вставал и собирался в офис – я был на седьмом небе.
Никогда еще процедура утреннего просыпания не была такой приятной. Я забыл о своем методе борьбы с условными рефлексами – я обвешался ими по уши, и это приносило мне удовольствие.
Она, правда, не демонстрировала по отношению ко мне никаких особых эмоций. Она вообще ничего не демонстрировала. Просто приходила, забивала себе время командировок в графике, имена людей, с которыми нужно было встретиться и партии товара. Попутно улыбалась, болтала почти без умолку о каких-то умопомрачительных вещах, курила и вела электронный дневник. Несколько раз я читал ее записи, воспользовавшись тем, что она не закрывала файлы, выходя из кабинета.
Она писала о… Не буду говорить, о чем она писала. Но это меня потрясло. Она готовилась… к смерти, что ли… Ну, не знаю – все эти фотографии… ладно…
Так вот – однажды ко мне пришел человек из какого-то управления. Он принес бумаги для заполнения всеми сотрудниками и заодно предложил мне немного подработать. Нужно было под видом нашей продукции толкнуть нужным людям партию наркоты. Никогда раньше я этим не занимался. И, честно говоря, не думал, что когда-либо этим займусь. Впрочем – мне предложили денег и я согласился.
Если бы предложили поменьше, я бы отказался. Но предложили достаточно. Я не видел в этом деле криминала. Ну, подумаешь, кто-то балуется пивом по вечерам, кто-то травкой, а кто-то коксом. Нужно же это дело кому-то доставлять до жаждущих потребителей. Именно так я тогда и подумал. Сам бы я эту партию никогда не толкнул. У меня бы не хватило смелости даже завести об этом беседу с нужным человеком. И тогда я сразу вспомнил о ней.
Жестоко? Об этом я тоже тогда не подумал. В тот же день вечером я сообщил ей о предложении человека с управления. Дал координаты и контакты заказчика. Рассказал – где и когда ждут товар. Уже потом, когда она сообщила мне, что дело сделано, я полез просматривать файлы с информацией о заказах на наши продукты и увидел, что я ошибся. Я дал ей не те координаты.
Шестнадцать часов в отделении прошли, как один час. Я опомнилась, когда за окном уже поблескивали звезды, их щербатая поверхность светилась немыслимым молочным светом. В них можна было бы смотреться, как в зеркало, если б небесный чиновник опустил их чуточку ниже. С моей стратегической позиции разглядеть их можно было, лишь нагнув голову под углом в сорок пять градусов и воздев глаза к небу.
Периодически я совершала такие маневры. Они отвлекали от мыслей о безвыходности и глупости ситуации. Они позволяли видеть, что под столом один из мрачных полицаев прячет нифиговый ТТ. Он меня завораживал.
Черная гладкая поверхность оружия никогда не оставляла меня равнодушной. Я представила его приятную тяжесть в руке, представила отдачу от выстрела. Я даже представила - как легко можно сейчас нырнуть под стол, и, даже не обладая особой физической подготовкой – выбить из расслабленной руки дядьки его пушку, прострелить ему ногу и с…баться отсюда нафиг. Без жертв.
Они ж не знают – кто я. У них нет моих документов, никаких ведомостей. Они могут, конечно, развесить мои портреты по всему городу под рубрикой «разыскивается». Ну и толку? Я буду уже лететь в своем лайнере, трястись от предвкушения воздушной катастрофы и забуду об этом нелепом инциденте. Хотя – вряд ли забуду. Яркий, все таки, сука.
Люблю яркие эпизоды.
Они, при этом, могут быть разными – то есть – они могут вызывать как положительные, так и отрицательные эмоции, но они переворачивают твою жизнь. Они заставляют почувствовать себя действительно живой. Ты вырываешься – на некоторое время – пусть даже на секунды – но вырываешься - из рутины, которая засасывает тебя изо дня в день, и которая окутывает тебя – словно теплым домашним одеялом – своим коконом обыденности.
И тут – хлоп – и ты сбрасываешь одеяло, ощущаешь ветер и холод, либо же теплый ветерок на коже. И приходит ощущение собственной значимости в этой жизни. Ты вдруг начинаешь понимать свое предназначение. Все равно – какое оно – не важно. Станешь ли ты президентом Всемирного Конгресса феминисток, или вырастишь сына-неврастеника. Это то – что тебе нужно.
И пока ты этого не сделаешь – ты не сможешь покинуть этот мир с чистой кармой и спокойной совестью. Что, впрочем, само по себе успокаивает. Так как в любой ситуации, где есть вариант «возможно да» - чувствуешь себя намного комфортнее, чем в постоянной ломке и боязни потерять свое нынешнее положение, и не обрести никакого.
Итак – в тот момент, наступивший после шестнадцати часов, проведенных в полицейском участке чужой страны – меня осенило, что умереть со спокойной совестью и вообще – умереть – я смогу только тогда, когда – осознаю свое предназначение. При этом – во мне зародилась глубокая уверенность, что исполнять его – т.е. реализовывать – вовсе необязательный пункт данного договора между мной и Вселенной.
Впрочем – тут же мысли замелькали в странном сюрреалистическом вихре и четко уловить удалось только одну. Она была как бы стержнем в этом хороводе – тут, б…дь, все так запущено, а я х…ней маюсь…
- Мне в туалет надо, - говорю я.
Голос хриплый, руки подрагивают, в голове муть. Я прочищаю горло, поднимаюсь со стула, коленки подгибаются, я автоматом снова падаю на четыреногую деревянную сидушку. Товарищи смотрят на меня с подозрением и одновременно с каким-то интересом, что ли. Этот их нездоровый, на мой взгляд, интерес, вызывает во мне чувство злости. Злость придает сил. Ах суки, думаю я, ах вы ж суки…
Я впиваюсь пальцами в табуретку. На несколько секунд в воздухе повисает тишина. Ее можно осязать, вдыхать в себя порциями и испытывать при этом полный релакс. Твои руки сильны, а ноги устойчивы. Твоя голова ясна, твои мысли четко структурированы. Твой план действий достоин восхищения. Ты – победитель. Ты – сильная, смелая и решительная. Ты – носитель свободы и справедливости. Они – суки.
Резким движением, полуподнявшись, я изо всех сил бью табуреткой по голове стоящего рядом со мной дядьку. Дядька, как в замедленной съемке, оседает на пол. Очень плавно и даже как-то неестественно красиво. Я заворожено наблюдаю за процессом его падения несколько секунд, когда его голова с легким стуком касается пола, я нагибаюсь, хватаю его пистолет и не целясь – какая нафиг разница - направляю его в сторону еще двоих правоохранителей.
Они некоторое время тоже заворожено наблюдают за происходящим. Сработал эффект неожиданности. Уж точно не ожидали, суки, такого поворота событий.
Я, опять же, не целясь, делаю пару выстрелов – дабы уверенность в том, что я способна еще и не на то – у них не пропала и делаю ноги. Вернее – держась за стенки, медленно, прихрамывая вываливаюсь из полицейской будки, по дороге оглушив рукояткой пистолета ох-ранника на входе, уже уверенней подхожу к разрисованной номерами экстренного вызова ментов машине. Выбиваю переднее боковое стекло, открываю дверь и влезаю в кабину.
Машина заводится легко. Так же легко я разворачиваюсь и уезжаю из маленького городка у черта на куличках. В кармане у меня осталось еще пара граммов счастья, которое на улицах этого славного местечка продают местные херувимы с обветренными лицами и зашугаными взглядами.
С ощущением обостренного фетишизма я подожгла полицейскую машину, легко щелкнув зажигалкой. Получилось с первого раза попасть в тонкую струйку жидкости, с большими трудностями добытой из практически такой же зажигалки. Все как в кино. Тарантино рыдал бы взахлеб.
Вот одна - убила Билла, шансов не оставила…
Говорили Биллу – добивать надо сразу было.
Идти некуда. Наверное, впервые в жизни – именно – некуда. Я даже не знала - где нахожусь. Географически. А если судить с метафизической точки зрения – то нахожусь я в полной жопе.
Я закурила и села у обочины, глядя, как полыхает машина и мысленно рисуя себе картину, как очухавшиеся местные представители правопорядка уже клеят на стены сонного городка объявления под грифом – разыскивается. Мое фото нарисовано по фотороботу, составленному ими же. Отпечатки моих пальцев внесены в надежную базу безнадежных подонков. И, очевидно, меня будут искать не только на территории данной административной единицы.
Было несколько вариантов дальнейшего развития событий. Вернее - для меня – их было всего два. Вариант первый – меня найдут, наденут наручники, зачитают права, и я буду отвечать по закону, перед законом и за его – закона – нарушение.
Вариант второй – утопический и маловероятный, но – возможно - меня НЕ найдут. И я не буду отвечать. И вполне спокойно смогу себе жить дальше. Я глотаю остатки счастливого товара от местных херувимов.
Слово херувим имеет общий корень с одним из самых распространенных русских народных матов. Хер. Ну и хер с ним – думаю я. Больше ни о чем думать не хочется. Да и мысли не лезут в голову. Прочно заблокированная нервная система работает четко, как часы. И позволяет сделать предположение, что – вобщем-то ничего и не случилось.
Ничего не случилось. Меня накрывает волна спокойного радужного света. Я закрываю глаза. Я – житель планеты. Я – молекулярная составляющая огромного мира. Мира, состоящего из грязи и чистоты человеческих побуждений, поступков и взглядов. И моя личная составляющая имеет черно-белую констистенцию.
На знімку: чарівна авторка твору в Чернігові восени 2007 року.
До теми:
Версія для друку Відправити по e-mail Обговорити на форумі |
Переглядів : 9004 |
Додати коментар: