Церковь – «на операционном столе»

Тяжелый был день и для меня, и для всего общества спасителей Николаевской церкви из села Городище Менского району Черниговщины.

Почтенное собрание обсуждало его судьбу на поприщах нашего Киевского скансена в Пироговых, куда разобранный храм уже два месяца как перевезли, но до сих пор по различным причинам не начато установление.

Обсуждение было тяжелым и неприятным. К сожалению, конструктивного разговора не вышло, а вышел настоящий балаган и «совет нечестивых» (речь не обо всех – чиновники из Минкульта были вполне доброжелательными и уравновешенными).

А этой ночью мне – как Менделееву его таблица – приснилась другая история-аллегория, считайте ее памфлетом. Поэтому я встал раненько и записал свой сон. Я же не только священник, но и журналист. Конечно, до Ионеску мне далеко, и все же не могу молчать.

Консилиум

Они заходили в операционную палату с холодными, невозмутимыми лицами, преисполненными собственного достоинства и значимости. Профессор со скальпелем в руках и маской на лице уже ожидал их, стоя около кровати с пациентом.

– Вот такой он у нас, совсем разобранный, – то ли пошутил, то ли попробовал разрядить обстановку один из профессорских помощников. Но его реплика не произвела на пришельцев никакого впечатления.

– Итак, приступим, панове – резко перешел к делу никому не известный, но очень почтенный человек в кепке. – Ну говорите уже, профессор.

– Как вы знаете, уважаемые, наш пациент – человек знаменитый, – начал профессор. – Знаменитый и своими уникальными способностями, и огромными заслугами перед страной. Без него не обходится ни один учебник, ни один справочник! Но, к сожалению, известен он и другим. Вот уже полвека горемычный тяжко недомогает, живя в удаленном от цивилизации селе. И, удивительным образом, ни местные врачи, ни столичные чиновники не обращали на этот досадный факт никакого внимания! Поэтому я на собственный страх и риск время от времени его обследовал, просил кого только мог о помощи, в конечном итоге, вопил об этом в печати – и почему-то никто так и не заинтересовался вот такой парадоксальной ситуацией. Но недавно я с болью душевной почувствовал, что следующей зимы наш больной точно не переживет. Вот тогда-то, простите мне мою дерзость, – я с вашего устного разрешения и за свои средства перевез горемычного в эту больницу и сам, за свои же средства, решил срочно прооперировать. Мне казалось, что никаких возражений мои действия вызвать не могут. Но в последний момент меня неожиданно остановили.

– И это естественно! – выхватился вперед еще более почтенный человек в очках, которого явно раздражало длинное профессорское предисловие. Прокурора на Вас нет! Но еще будет, подождите!

– То есть, как это, за что? – среди малой профессорской группы поднялось волнение.

И тогда началось.

Почтенные гости вдруг потеряли уважение и как школьники засыпали растерянного профессора ворохом слов.

– Что это его койка стоит у окна? Это же его кто-то из улицы увидит!

– А прическа, а борода? Да как Вы смеете оперировать больного с такой бородой? Сбрить немедленно – она же ему совсем не идет!

– А простыня? Кто так застилает простыню??

– И какое Вы вообще имеете право его оперировать? Не работает в этой больнице, а туда же – в благодетели тянется!

– А Ваши помощники? Они разве есть в нашем медицинском реестре? Вы что себе позволяете??. . .

Шумиха длилась долго. И как-то никто из почтенного барства не заметил, что профессор уже давно вышел прочь и направился домой. Он ехал и грустно-грустно вздыхал про себя: «По-видимому, придется везти несчастного назад в его родное село и там, в антисанитарных условиях, таки оперировать. К счастью, этот консилиум туда точно не доедет – как ни доехал в предыдущие 50 лет».

... Они выходили из операционной с еще более почтенными лицами, преисполненными чувство выполненного долга. Около больного остались только профессорские помощники. Запала тяжелая тишина. Аж наконец один парень очень интеллигентного вида несмело спросил у товарища:

– Слушай-ка, неужели никому из этих почтенных господ не пришло в голову хотя бы поблагодарить профессора за его поступок? Потому что даже если отбросить моральные аспекты – он же потратил на перевозку смертельно больного и подготовку к операции грубые деньги? И вообще – кто эти пани и панове?

– Первый твой вопрос риторический, а о втором давай спросим у местной сестренки.

– Ау, уважаемая, а что это были за люди на консилиуме? По-видимому, из областной больницы?

– Да нет, это все свои, здешние. Но наши врачи все разошлись по операциям и палатам, поэтому и прислали на консилиум медсестер, вахтеров, уборщиц, кухарок. А что, вы что-то имеете против?

– Да нет, конечно, нет. А вот наш больной – возможно. Жаль, что сам сказать ничего не может.

Кстати – он там еще живой?

Протоиерей Андрей ВЛАСЕНКО

Фото храма от 2013 года: Сергей СТУК