Письмо последнего тирана

Я не могу дожить до Рождества… Детям маленьким нужны мои подарки - барабанчик, дудка и флажок.

Пусть маршируют строем вдоль квартиры… Обычная забава в праздник. Но, пока родители нарежут колбасу, детки познают главное… люди шествуют шеренгой и колонной, а стадом бродит только тварь.
Я чувствую, мы сильно заскучали. Совсем народ от рук отбился… Люди хотят простого человеческого счастья - жрать на золоте и спать на унитазе.

Я разделяю искренне все это - человека держу в одном месте, а счастье в другом.

Населению положено мечтать. И скрывать в душе свое заветное. И молчать об этом на допросах. Только где они - запретные мечты, если можно все теперь - за деньги. Даже в космос пустят с кошельком. Это называется свобода!

Наивные. Что можем знать мы о слове "свобода", если забыли слово "никогда".

Я люблю народный героизм. Меня боялись в каждом доме, но говорили что-нибудь не так. Простому человеку был доступен подвиг. И каждый, кто шептался, считал себя героем… Глубоким смыслом был наполнен день, высоким чувством тешилось сознанье. Страна, читая между строк, смеялась над моей неправдой. Меня считали эталонным дураком, источником маразма и гордыни. Но каждый получал свою награду. И трепет плоти призывал к смирению защитников кухонных баррикад.

Я увлекался дерзостью народа, а он взаимно увлекался мной. Происходящее нам душу согревало, человек был интересен и весом. Изнемогали мы от нравственной борьбы, мир наблюдал за нами удивленно.

А что ж теперь, когда я не караю простых людей?
Всякое нелепое созданье себя считает чем-то неземным, а персонаж незрелый - генералом. Но что стоит за этим - не пойму… Возможно, разница причесок и кредиток.

При мне такого не бывало. Люди отличались разве что умом. За это их ловили и сажали. Индивидуальный ум, точнее, индивидуум, я содержал подальше от других, чтобы разница острее ощущалась.
Не оценили…

За что теперь сажают мой народ? За криминально скудную потеху? Сажают и зевают в потолок… Нет ярости, любви и вдохновенья.

Одичали люди как-то быстро. Ездят где попало, ходят кто куда. В телевизоре сидят амфитеатром и трепятся о жизни "без трусов". Как будто большего они уже не знают. Раздуты щеки с выкатом глаза, высокомерный тон; одни специалисты, стыдя отсутствие, все знают, как нам быть и что не достает до полного блаженства…
Я снова убеждаюсь… Железной тачки нам не достает, кирки, лопаты, штольни и конвоя. Чтоб мама снилась, плач ребенка, иконка бабушки, дыхание отца, простынка белая и мой портрет на стенке лучезарный…
Людей нельзя оставить без присмотра. Они все путают, им надо объяснять, что на машину номер крепится обычный, а номер личный должен быть на "теле". Что на помойке жить должны собаки, а беспризорники - в военных лагерях. Что Библию, Коран и Камасутру на разных полках держут… А женщина без нижнего белья бывает только дома, в бане и в больнице.

Хотя кому я это говорю.

Кругом теперь народные враги, вредители, шпионы, диверсанты. Им на потеху все-таки досталось несчастное Отечество мое…

Где я один когда-то управлялся, теперь начальства тьма. И каждый царь - дворец, владенье, свита - все на показ; суда никто не ждет и ничего на свете не боится. Они врагов не давят в казематах, не трогают церквей, профессоров, не лезут в душу, в общем, безучастны, им наплевать, точнее, все равно.

"Свобода" отобрала смысл жизни. Из гавани не выйдут корабли, моря просохли, кончились дороги. Осталось только пиво и закуска - очарованье суетных утех. Не различить теперь добро и зло. Все получило равную прописку. В рядах колбасных…

Этот страшный сон ночным арестом следует нарушить - удары в дверь, мелькание бумаги, испуг соседей, глупый узелок, прощание влюбленных у порога… Пускай прорвется бурная река - мужчин в казармы, женщин на заводы, нахальный вызов, равенство пайка, единство цели сомкнутой колонны и результат - окутанный легендой.

Пусть колокол, зарытый в огороде, молчанием пугает тишину. Пусть продолжают прятать от меня вручную переписанные тайны - ценою в жизнь. Пусть жатва полноценная наступит и в восхищение приходят небеса!

Мне одиноко Родину любить! Шинель украли, орден, пистолет, соратников заброшены могилы. Но Я вернусь! Еще не поступала в продажу кровь моя. От горького лекарства проснется совесть самых развращенных…
Я с нетерпеньем ожидаю Рождества!